Книги о Владимире Ивасюке и песенники

Монолог перед лицом сына

Раздел восемнадцатый

Музыка становится стихией, вне которой он жить не может. Каждый день штудирует секреты теории музыки, однако болезненно ощущает острую потребность углублять и расширять свои знания в консерватории — мечтает же о симфониях, вынашивает тему оперы «Дарина», уже даже начал набрасывать ее сюжетные линии. Он понимает, что без основательной теоретической подготовки сложные музыкальные формы ему недоступны, он просто их не одолеет. Это его беспокоит, даже гнетет.

Об устремлениях беспокойного музыканта ведет речь и поэт-песняр Юрий Рыбчинский, который познакомился с ним в 1971 году в Черновцах. Поэт приезжает вместе с композитором Игорем Покладом. Они гостят у нас дома, потом часто встречаются с Володей в Киеве, стают его добрыми друзьями. Юрий Рыбчинский, проникновенный психолог, распознает и правильно определяет мысли и устремления Володи. Вот что он пишет в своих воспоминаниях:

«Когда я ставлю себе вопрос, что было главным в Володе-человеке, прихожу к мысли, что стержнем его была очень высокая, не рассчитанная на близкое и короткое время цель: стать Великим Композитором. Поэтому он никогда не говорил о славе, никогда не спекулировал своим именем, которое было тогда у миллионов людей на устах, был скромный как настоящий художник, который работает на будущее, а не купается в теплой ванне сегодняшней славы, пока она не станет ледяной. Ни жестом, ни словом он никогда не подчеркивал свое преимущество над другими, а это было особенно удивительно для парня, на которого внезапно обрушилась слава. Он не поддался ей, славе, которая могла сбить молодого композитора на путь легкого успеха, каждая его новая песня не была нисколько не похожа на предыдущую».

В самом деле, Володя одержим тягой большого творчества, хотя не игнорирует песню, романс, балладу. Произведения этих жанров принесли великому Шуберту мировую славу. Володе не дает покоя мысль, что после окончания медицинского института он останется только врачом, который играет на нескольких инструментах и является автором нескольких песен, нравящихся современникам. Нет, этого ему мало.

Как раз тогда случается такое событие.

Летом 1972 года, когда Володя был на переподготовке в рядах Советской Армии, из Львовского медицинского института приезжает к нам доцент, который просит от имени руководства своего вуза, чтобы мы уговорили сына перебраться к ним, где он будет окружен вниманием и будет иметь возможность вступить на композиторское отделение консерватории имени Н. В. Лысенко. Кроме того, ему будет выделено жилье в городе и созданы благоприятные условия для успешного окончания медицинского образования, и одновременно будет иметь возможность полноценно учиться в консерватории.

Из всего обещанного мне понравилось, прежде всего, то, что сын осуществит мечту своей юности — будет учиться в консерватории, а мы, родители, не будем больше чувствовать вину, что в восьмом классе забрали его домой из Киевской музыкальной десятилетки для одаренных детей. Теперь есть возможность исправить ошибку, хотя она никогда не вызывала у меня особенных угрызений совести, ведь все было сделано в интересах сына.

Когда Володя возвращается из армии, мы все подробно ему рассказываем. Мое мнение одобрительное — есть возможность теперь, смолоду, получить высшее музыкальное образование, в композиции подняться на высшую ступень.

Володя полностью со мной соглашается. Мы едем во Львов, на прием к ректору медицинского института профессору М. В. Даниленко. Разговор наш короткий, деловой. Ректор высказал мысль, что после окончания медицинского института Володя будет принят в аспирантуру, если он покажет себя и в Львове хорошим студентом. В медицинском институте музыка в почете. Профессор М. В. Даниленко — блестящий врач-хирург, человек высокой культуры, разносторонних интеллектуальных интересов. Он — хороший знаток и ценитель классического и современного искусства, с особым вниманием и симпатией относится к современным композиторам и талантливым исполнителям песен. Он считает, что музыка, современная или классическая, должна быть спутницей врача, помогать ему в тяжелей и благородной деятельности.

Володя и Галя становятся львовянами, живут в двух комнатах студенческой гостиницы по улице Солодовой. Я тоже с ними. Этой осенью я прохожу на филологическом факультете четырехмесячные курсы повышения квалификации и делаю все, что зависит от меня, чтобы Володя и Галя были свободны от мелочей быта и все внимание сосредоточили на медицинских и музыкальных делах.

Володе особенно тяжело: ежедневно нужно разрываться между институтом и консерваторией. Но он воспринимает все это не как досадную ношу, а как полезное дело, которое нужно исполнять старательно и с радостью.

Володя временно пользуется институтским пианино, а это забирает у него много времени и вызывает слишком выразительное любопытства окружающих и немного мешает его творческой работе.

Месяцы проходят быстро. Володя безболезненно сливается со студенческим коллективом шестикурсников, находит среди них хороших парней и девчат, с которыми охотно общается, дружит. Чувствует себя очень хорошо и в консерватории, не покидает и творческую работу — завершает те вещи, которые начал еще в Черновцах. Ему помогает студент дирижерского отделения Виктор Кострыж, тоже буковинец. Вместе с ним Володя пишет для произведения «Песня будет среди нас» оркестровку, выступает по радио. Песня завоевывает широкую популярность. Володя исполняет ее и на телевидении. Дружба с Виктором Кострыжем длится несколько лет. Они ходят вместе на концерты, выставки произведений художников. После посещения львовской скульптурно-керамической фабрики Володя возвращается домой с глубокими впечатлениями. С энтузиазмом говорит:

— Я разве что в кино видел работу стеклодувов — это настоящая сказка. Какая игра цветов, и какая точность и утонченность плавных движений каждого стеклодува! Из раскаленного жидкого стекла на глазах появляется творческая вещь. Чудо!

В ноябре в Выжницу приходит телеграмма с Центрального телевидения об участии в финале фестиваля «Песня–72» ансамбля «Смеричка» с песней Л. Дутковского «Несравнимый мир…». Левко, однако, принимает решение, что ансамбль исполнит Володин «Водограй», который был тогда на устах у поклонников песни всего Советского Союза. Володю радует благородство чувств его верного товарища.

Галя, которая жила в то время вместе с Володей, знает все подробно и точно. Вот что она рассказывает:

«Для этого большого события Володе хотелось пошить себе самый лучший костюм. У него ведь был изысканный вкус, хотя он одевался скромно, не кричаще, не пытаясь привлекать внимание к себе внешним видом. В декабре мы полетели в Москву. Тогда же приехала «Смеричка» вместе с Назарием Яремчуком и Василием Зинкевичем. Володя очень обрадовался, когда увидел и Василия Стриховича, присутствие которого навевала на него покой, уверенность, бодрость. Казалось, что Василий является в некоторой мере вдохновителем и гарантом его доброй удачи.

Уже в первый вечер после приезда Володя знакомится с человеком, который становится его другом на много лет. Это — прекрасный кинооператор Геннадий Зубанов. Он, увидав молодого композитора в коридоре телестудии, бросается в какой-то кабинет и через какое-то мгновение выходит оттуда с двумя большими пакетами.

— Володя, — говорит, — когда кто-то кому-то приносит приятное письмо, то требует, чтобы адресат потанцевал. Я вот принес тебе целых два пакета, в которых — тысяча писем. Должен станцевать какую-то свою долгую-предолгую коломийку.

Володя смотрит на него удивленно, потом берет пакеты, рассматривает их.

— Что это такое, Геннадий? — спрашивает.

— Не догадываешься? Это же телезрители просят, чтобы включили в телепередачу твой знаменитый «Водограй».

Володя передает пакеты Василию Стриховичу и обнимает Зубанова, благодарит за приятную неожиданность. Он тронут таким количеством слов. Несет пакеты в гостиницу, чтобы потом послать их во Львов двумя посылками».

В Москву Володя приезжает хорошо подготовленный. Прежде всего, с основательно разработанной оркестровкой для эстрадно-симфонического оркестра. Все партитуры, переписаны старательным, умелым переписчиком, словно напечатаны в издательстве, — не стыдно давать их дирижеру Юрию Силантьеву — светлой личности в творческой биографии Володи. Маэстро всегда приветливо встречает Володю, приглашает к себе в гости, советует перебраться в Москву, где тоже будет иметь возможность окончить медицинский институт и учиться в консерватории.

Володя считает, что халтурно сделанная и не аккуратно переписанная партитура — это оскорбление для музыкантов. Поэтому он заботится и о внешней эстетичности своих рукописей. Силантьев очень доволен ими, а после заключительной репетиции оркестранты даже поздравили Володю:

— Ты, Володя, порадовал нас своими партитурами.

— Когда такие, как они, лежат на пульте, то хочется играть…

— Ты сильный, парень. А твоя оркестровка может сделать честь самому великому композитору.

За день до концерта Володя очень волнуется. Решает выступить в старом костюме, в котором он выступал в прошлом году, на конкурсе «Песня–71», и добился большого успеха. Володя немного суеверен, когда идет речь о дорогой вещи в его жизни — песне.

Тогда же на Центральном телевидении, Володе принесла радость встреча с композитором А. Пахмутовой и А. Бабаджаняном. Володя всегда с теплотой и увлечением рассказывал о той встрече.

Перед творчеством А. Пахмутовой он уже давненько преклоняется — хорошо знает ее печатавшиеся песни, старательно изучал их, задумывался над непревзойденным мастерством отдельных из них. И вот прекрасная мастерица современной лирической песни сама подходит к нему, протягивает руку и говорит:

— У вас, Володя, миллионы почитателей — я одна из них, может, самая искренняя. И вы этого заслуживаете, ведь вы парень очень способный. Пусть вам везет, Володя, и в дальнейшем.

С А. Бабаджаняном у него тоже был сердечный разговор, который он часто вспоминает. Ему приятно осознавать, что он единомышленник с популярным творцом. Разговор шел в основном вокруг Володиной биографии и творчества, которые так органично сливаются, что их невозможно разделить. А. Бабаджанян коснулся проблемы оригинальности в песенном творчестве и был очень доволен, когда Володя сказал ему, что композитор в любых условиях и обстоятельствах не имеет права сбиваться на окольный путь подражания чужим образцам, он должен опираться на родной грунт, вырабатывать свой стиль. Наследование — это яд и для самых одаренных творцов.

Вспоминая встречу с доброжелательным и благосклонным собеседником, Володя сказал:

— Мне кажется, что А. Бабаджаняна все время преследует страх перед серостью, неоригинальностью. Этот благородный страх появляется и у меня, только сажусь за инструмент.

— Без него прогресс в искусстве был бы невозможен, — говорю.

— Конечно, в жанре песни почему-то все разрешено, — размышляет Володя приглушенным голосом. — Начало появляться много талантов, которые тянут за собой большие возы неприхотливости. У некоторых немалый аппетит к штампам. Наверное, у Бабаджаняна аллергия на них.

О работе Володи, студента-медика, идет речь в статье Г. Деменко «Композитор В. Ивасюк», помещенной в институтской многотиражке «За медицинские кадры». Автор приводит слова доцента А. Шуфлата.

«Очень доволен Володей. Мне нравится его честность, с какой он относится к занятиям. Никогда не замечал, чтобы он уклонялся от своих обязанностей, или хотел, чтобы ему в чем-то потакали. Наоборот. Бывает, спросишь всю группу, никто не знает, а Володя ответит. Я думаю, что он будет хорошим врачом».

В той же статье автор останавливается и на влиянии песен Володи на представителей других народов. Г. Деменко рассказывает о своей подруге из Свердловска, которая, послушав по радио «Балладу о двух скрипках», воскликнула: «Если бы ты знала, каким успехом пользуются у нас в Свердловске «Червона рута»! Ее поют на каждом вечере, а у меня на работе ежедневно передают ее во время обеденного перерыва по заводскому радио. Некоторые коренные сибиряки начали даже украинский язык изучать, чтобы петь украинские песни».

Г. Деменко продолжает: «И вот я, наконец-то, на кафедре пропедевтической терапии, где шестикурсник врачебного факультета Владимир Ивасюк проходит субординатуру. Он как раз занимался в рентгенкабинете. Навстречу встал невысокий юноша в халате и шапочке. На белом фоне резко выделялись большие синие глаза, которые, кажется, вобрали в себя всю синь карпатского неба. Он оказался неразговорчивым, очень серьезным и чрезвычайно скромным».

* * *

Как и Володю, Софию Михайловну Ротару песня вывела в широкий мир, дала ее имени силу лететь от сердца к сердцу сначала тружеников Украины, потом всего советского народа. Наверное, нет в нашей стране человека, который бы не знал ее имени, не произносил бы его с чувством восхищения и уважения.

А песня пришла к ней в славном селе Маршинцы Новоселицкого района, где София Ротару родилась в семье славных хлеборобов Михаила Федоровича и Александры Ивановны. Из шести их детей четверо — профессиональные певцы. Среди них София еще с детства выделялась красотой и силой своего голоса. Они формировали свои предпочтения и вкусы на молдавских и украинских народных песнях. Большим авторитетом и главным законодателем в царстве песни является отец, Михаил Федорович. София всю жизнь вспоминает о нем с трепетным уважением.

«Мой отец, — рассказывает она в одном из своих многочисленных интервью, — очень талантливый человек, он сам мечтал стать певцом, но у него не было возможности. Было другое время, другая жизнь до знаменитого 28 июня сорокового года. Он свою мечту перенес на меня. Хотел, чтобы я окончила музыкальное училище, консерваторию. И если сегодня родители плачут на моих концертах, они плачут от радости».

Уже в четвертом классе девочка стает солисткой школьного хора, которым руководит Алексей Георгиевич Дряб, исполняет молдавские и украинские народные песни в сопровождении оркестра народных инструментов. На всех смотрах художественной самодеятельности и олимпиадах получает наивысшие оценки. Девятиклассницей на областном смотре художественной самодеятельности завоевывает диплом первой степени, а на Республиканском фестивале народной песни в Киеве завоевывает громкий успех — первое место. Пресса называет ее «соловейком Украины». А это было как раз в 1964 году, когда Володя пишет свои первые песни, организовывает вокально-инструментальный ансамбль «Буковинка» и испытывает первые радости успеха перед своими земляками.

София Михайловна поступает на хормейстерское отделение Черновицкого музыкального училища. На протяжении нескольких лет выступает в эстрадно-молодежном ансамбле при физико-математическом факультете Черновицкого университета. Новый большой успех принесло ей участие в международном фестивале молодежи и студентов в Софии, где за исполнение песен — украинской «На камне стою» и молдавской «Чобенаш» — получает золотую медаль и звание лауреата. Болгарская пресса благосклонно откликнулась и даже пустила в ход крылатое выражение — «София завоевала Софию!».

Возвратившись из Болгарии, молодая певица устраивается педагогом Черновицкого культпросветного училища, где работает почти три года. В этот период выступает преимущественно на концертах, посвященным знаменательным историко-революционным датам.

Вот я сижу с Володей и известным молдавским поэтом Василием Левицким в театре им. О. Кобылянской на одном из таких концертов.

Володя уже студент второго курса и автор многих хороших песен. Ведущий объявляет выступление Софии Ротару.

Почти на авансцену выходит красивая девушка в народной одежде, которая ей очень идет, подчеркивает ее изысканность. Ее красивое селянское лицо одухотворено. Она исполняет очень популярную песню «Степью, степью…» А. Пашкевича. Это потрясающее, непревзойденное исполнение — столько душевной силы вложено в него, что зал перестает дышать. Когда песня затихает, Володя наклоняется ко мне с пылающим от возбуждения лицом и говорит вполголоса:

— Такой интерпретации я еще не слышал. Просто забываю о мелодии и словах, вижу только душу Софии Ротару, такую же загадочную, встревоженную и прекрасную, как и эта песня.

— Я тоже впервые слушаю эту девушку. О ней ходит добрая молва.

Улыбаясь, говорит:

— Пойди и скажи ей по-молдавски, что она может стать славной певицей. Пусть ворон не ловит… Пора уже доказать эту истину.

Молдавский поэт Василий Левицкий слышит весь наш разговор и кидает Володи с лукавинкой в глазах:

— Она хорошо знает украинский и русский языки. Лучше будет, если ты сам подойдешь к ней, Володя. Рассмотришь и ее красоту.

Володя весело смеется. Внезапно встает и выходит молча из фойе театра. Со временем этот полу шуточный разговор забылся. Я не спросил Володю, высказал ли он свои мысли о пении и перспективах Софии Ротару.

Несмотря на свои блестящие данные, яркие способности и прекрасный голос, София Ротару еще несколько лет не может найти дорогу, ведущую к ее песне, не в силах утвердиться в сознании людей как певица широких возможностей; она сама себя относит к аматорам, «удобным» исполнителям молдавских песен. Так же смотрели на нее и окружающие. А годы шли…

В одном из своих многочисленных интервью, помещенном в июле 1979 года в еженедельнике «Неделя», певица очень лаконично вспоминает об этом тяжелом периоде в своей творческой жизни. Она признается:

«Я воспитана на народных песнях, в них — мой корень. А тут вдруг потянуло на эстраду. Я боялась, три года чего-то ждала. И вот он появился, «мой композитор» Владимир Ивасюк с «Червоной рутой». В своих эстрадных песнях он сохранил народный колорит… Тогда я отважилась, в песнях Ивасюка, кажется, я нашла себя, свою интонацию».

В прессе и в тысячах писем, которые приходили к Володе со всех концов Советского Союза, часто отмечалось, что Володины песни полностью отвечают характеру Софии Ротару, дают ей возможность самовыразиться на полную силу; они — это мир, в котором певица чувствует себя свободно, раскрыто… С этими песнями она уверенно вступает в диалог с миллионами людей, чувствует себя непоколебимой властительницей волнующих образов, добивается счастья высокой тяги к прекрасному.

Об этом София Михайловна откровенно говорит в разные периоды своей исполнительской карьеры:

«Слушатель требует хорошую песню. Он ее и примет, и поймет. Нужно искать! Я, скажем, не могу петь все подряд. Очень благодарна многим композиторам за творческую дружбу, а Владимиру Ивасюку — особенно. Он много написал для меня, много доверил. Образно-мелодичный лад его песен близок к народному, а это родное мне, это — мое!».

В другом месте певица заявляет:

«В том, что я обратилась к эстраде, главную роль сыграл мой земляк, талантливый композитор Владимир Ивасюк. Его же песни «Червона рута» и «Водограй» стали основой моего первого репертуара».

София Ротару охотно рассказывает своим поклонникам, что Володя показал ей правильную дорогу к песне, что с помощью его необыденного творчества она завоевала миллионы своих поклонников.

Однако нужно сказать, что София Ротару, в свой черед, была той доброй силой, которая, проникаясь Володиным вдохновением, стала могучим звеном, которое крепко связывало творчество Володи с широкими массами народа. Исполняя эту благородную творческую миссию, певица завоевывает сердца людей, добивается признания.

При жизни Володи время от времени раздавались разгневанные голоса завистников, которые укоряли молодого композитора за то, что он «заграбастал» лучших исполнителей и, таким образом, добыл всесоюзную популярность. Конечно, Володя очень любил и ценил своих друзей-певцов — и Софию Ротару, и Людмилу Артеменко, и Татьяну Кочергину, и Василия Зинкевича, и Назария Яремчука, и Виктора Шпортько, и Павла Дворского… — ведь они все откликнулись на зов его песни, которая пленила их выразительной атмосферой современности, романтической вознесенностью, свежими, новыми мелодиями, созданными на основе украинского мелоса. Володя гордился, что те талантливые певцы тянулись к его творчеству. Во время пребывания на Международном фестивале песни в Сопоте корреспондент польского журнала «Пшиязнь» (1974, 2 сентября) обратился к Володе с вопросом. Характеризуя Софию Ротару как певицу, сын сказал:

«Когда напишу песню, то София всегда исполнит ее так, как я задумал, как нужно ее исполнять».

Володе посчастливилось сгруппировать вокруг своей песни породненных духовно единомышленников, любящих жизнь романтиков, сеятелей добра и света на родной земле. Его творчество упало в благодатный психологический грунт, набрало силы, вышло в мир, пробуждая у людей те чувства, которые придают им молодость и красоту.

В устах Софии Ротару произведения Володи преисполнены человечности, задушевности, драматизма и совсем лишены сентиментальности, становятся чудом, которое мы называем хорошим словом — искусство.

София Ротару прекрасно реализовала замыслы Володи — была духовно подготовлена к этому творческому шагу: на протяжении многих лет вбирала в сердце украинскую песенную стихию, вырастала, формировалась в ней. И если после смерти композитора она, под влиянием внешних нездоровых факторов, отошла полностью от творчества Володи, то это только во вред ее большому таланту и доброй славе. И, ясное дело, во вред нашим молодим современникам, оказавшихся в плену чужих нам антиэстетических и антитворческих веяний.

Володя был восхищен абсолютной музыкальностью Софии Ротару. Как-то раз, вернувшись из Киева, он рассказывал:

— Меня просто-таки поражают ее необычные музыкальные способности. Я убеждался в них неоднократно. Мы с Софией назначили запись моих песен в Киеве. София прилетела самолетом из Москвы. Я ее встретил… В такси вынул партитуры песен, которые должны были записывать. София взяла партитуру одной песни, пропела ее «с листа» два раза тихим голосом. Потом взяла вторую песню. Когда мы приехали в Дом звукозаписи, повторили те песни с оркестром под руководством Ростислава Бабича. И все! Потом — запись, которая вышла высококачественной.

Творческая дружба с Софией Ротару и ее мужем, заслуженным артистом УССР Анатолием Кирилловичем Евдокименко, руководителем ансамбля «Червона рута», не угасла и после переезда Володи во Львов, наоборот, еще больше окрепла. Это — светлая страница в биографии творцов. На пленуме Союза композиторов СССР (1978), посвященном проблемам развития советской песни, София Ротару сказала в своем выступлении и такое:

«Я благодарна судьбе, что свела меня с Владимиром Ивасюком».

Учеба в Львове, новая музыкальная атмосфера большого города со славными культурно-музыкальными традициями не обронили тени на отношения Володи с ансамблем «Смеричка», а именно, с одаренным композитором Левком Дудковским и прекрасными молодыми певцами Василием Зинкевичем, Назарием Яремчуком и Марией Исак, уже известными всесоюзному телезрителю, благодаря фильму «Червона рута». Они привыкли к тому, что Володя в любой момент может сесть на поезд или автобус и добраться до «певучей троицы», как он их называет в минуты хорошего настроения.

Певучая троица из Выжницы — это его друзья, побратимы, советники и исполнители. Они часто гостили в нашем доме — веселые, голосистые, красивые и хорошо воспитанные. Да, хорошо воспитанные, они несли в себе отпечаток высокой эстетики и эстетической изысканности, характерной для нашего народа, трудового и честного, который может за пояс засунуть самого хитрого аристократа. Дом наш сотрясался от смеха, остроумных разговоров и новых песен.

В Львове Володя грустил по выжницкой троице, которая была уже довольно популярна на Украине. А львовяне относились к ней с уважением. Особенно студенческая молодежь, которая аж никак не могла мириться с тем, что композитор уже в их среде, а его песни звучат только по радио и телевидению. Они просят Володю устроить им встречу со «Смеричкой».

Володя поехал на Буковину, в Выжницу. Но я приведу рассказ об этом факте теперешнего руководителя «Смерички», народного артиста Украины Назария Яремчука (Назарий Яремчук умер от болезни 30 июня 1995 года — прим. ред.), который был связан с Володей тесной творческой дружбой на протяжении многих лет. Он написал интересное эссе о Володе — «Орфей синих гор».

“Как обычно, мы и тогда собрались после работы на репетицию нашего ансамбля. Неожиданно появляется Володя. Хотя и устал с дороги, все же приятно возбужден. Делаем перерыв и окружаем гостя. Он говорит:

— Просили вас молодые и старые, мужчины и женщины, девушки и парни из нашего Медицинского, аби-сьте были ласковыми и заглянули в славный город Льва и развеселили их сердца своими прекрасными голосами и моими песнями.

Кому-кому, а ему не могли отказать, — настолько большой был его моральный авторитет в нашем коллективе.

— Поедем, Володя! — кричу первый, зная, что никто не будет возражать.

Почти одновременно добавляет Василий Зинкевич:

— Будет выступать в актовом зале мединститута?

— Нет, Вася, — в академическом театре им. Марии Заньковецкой.

— О-о, — нам делают большой почет. Что же, Володя, тут колебаний не может быть, — и Василий переводит взгляд на Левка, который утвердительно кивнул головой.

На следующий день под вечер отправляемся в дорогу. Тогда через Черемош еще не было автомобильного моста, и перебраться на противоположный берег — непростая вещь. Это уже поздняя, слякотная осень, Черемош многоводен. Я и до сих пор помню, как под сидением хлюпал загонистый Черемош, а неудержимое течение слепо ударилось о наш автобус с таким усердием, что он аж пошатнулся, как колыбель, и казалось, что вот-вот полетит вверх колесами. Нас охватил даже страх, что мотор заглохнет, и нам придется пешком переходить речку.

В те напряженные минуты в автобусе прозвучала на полный голос прекрасная песня Володи — «Водограй»:

Течет вода, течет быстрая,
А куда не знает…

Кажется, волны Черемоша заслушались словами и мелодией песни и стали ласковее, успокоились важно так, как когда-то, в старину, как рассказывает легенда, добрели морские волны от мелодий Орфея. Черемош настырно хлюпал, брызги летели аж до окон, словно хотели видеть Орфея синих гор, который пел свою песню о волшебной гуцульской речке.

Автобус, переваливаясь с камня на камень, каким-то чудом дополз до крутого берега. Хотелось верить, что «Водограй» своими чарами пригодился нам.

«Смеричка», вся мокрая от студеной воды химерной речки, вышла на спасительный берег.

…Старинный Львов встретил нас хмуро, по-осеннему, но прошло немного времени, и мы убедились, что под его внешней хмуростью прячется доброта, настоящая человеческая искренность.

Ужинали и завтракали у Володи. У него уже было на улице Солодовой жилье из двух комнат и кухни.

Действительно, наш концерт прошел в Академическом театре им. М. Заньковецкой. Большой интерес к «Смеричке» и Володиным песням мы видели в том, что даже до дверей театра трудно было добраться — там толпилась добрая тысяча людей, которые, правда, придерживались порядка, а это свидетельствовало о культуре и выдержке поклонников нашей песни.

Концерт прошел просто-таки с триумфом.

В конце публика устроила Владимиру Ивасюку долгие-предолгие овации и спела в его честь (и вместе с нами) «Червону руту»”.