Книги о Владимире Ивасюке и песенники

Жизнь и смерть Владимира Ивасюка

О временах, о событиях и о себе

Санаторий «Карпаты». 16 сентября 1992 года. Всю ночь не давало покоя сердце. Просил Бога, чтобы дал сил дописать это исследование. Потому что, уверен, среди тех, кто знал Ивасюка лично, отважится не каждый это сделать… В свое время я сделал немалое, считаю, дело — «вывел из небытия» Жайвора — тракториста с Ровненщины Петра Ходневича, который погиб, спасая хлебное поле от пожара, — поэтому парню поставили памятник возле школы, где он учился, а на поле, где погиб — стелу «Петрово поле». Прошли годы, и я выступил в прессе с идеей фестиваля «Червоная рута», посвященного памяти Владимира Ивасюка… И вот теперь — дай, Боже, сил! — отважился хотя бы поверхностно раскрыть обстоятельства его смерти, высказать свою версию. Хватит ли сил и здоровья?

Транслируются заседания сессии Верховного Совета Украины. Депутаты горячо обсуждают вопрос об освещении работы сессии в средствах массовой информации, то есть об уменьшении объема транслирования. И делается это (ох, как же оно напоминает мне застойные времена!) под лозунгом заботы о нас, журналистах: они, то есть мы, журналисты, совсем разучимся работать, потому что лишь транслируют и транслируют… А журналистика, она же работа творческая…

Ха-ха! Можно было бы и на самом деле поверить в эту заботу, если бы не одно «но». Оно заключается в том, что ведомство директора Украинской телерадиокомпании господина Охмакевича (которое, к слову, сыграло очень негативную роль в транслировании и комментировании событий как первой, так и второй «Червоной руты»!) уже в четверг прошлой недели отдало газетам программу передач на нынешнюю неделю. Так зачем вот эта болтовня в зале заседаний?

Слушая многих выступающих, ловлю себя на мысли: живой, ох, и живучий бывший компартийный, лишь подкрашенный желто-голубыми блестками демократии, дух этих «народных» избранников!

А это же сегодня! Когда демократизация общества хоть и медленно, хоть и со скрипом, однако двигается-таки вперед. А что творилось двадцать лет тому назад, когда Владимир Ивасюк, поступивши на композиторский факультет Львовской консерватории, прибыл во Львов? Я и сам помню те времена, на себе почувствовал компартийное табу на печать запрещенных имен. В свое время мы с моим соавтором Николаем Чубуком начали на страницах журнала «Украина» публикацию биографий песен, считавшихся народными, но имеющих авторов — композиторов и поэтов. Заместитель редактора журнала поэт Василий Лукич Юхимович подарил серии тех публикаций прекрасную рубрику «Из родословной песен». Читатель тогда познакомился с семью публикациями. К сожалению, седьмая стала и последней. Потому что она раскрывала биографию произведения Богдана и Левко Лепких «Слышишь, брат мой». Какой шум подняли по причине этой публикации в идеологическом отделе ЦК Компартии Украины! Авторов окрестили националистами, приказали редактору прекратить публикации. А когда он доказывал, что характеристика авторов произведения — слово в слово — отвечает справке о братьях Лепких в Украинской Советской Энциклопедии, господа Лукьяненко и Шинкарук, которые работали тогда в аппарате ЦК, сгоряча договорились до того, что назвали УСЭ книгой для служебного пользования! Мы, конечно, смеялись до упада, однако продолжения публикаций читатель так и не увидел. Слава Богу, издательство общества «Украина» выпустило в мир наш сборник, правда, только лишь для распространения на просторах диаспоры, а тут, в Украине, книге было сказано «нельзя».

Не то же пережил и Володя Ивасюк? Старшее композиторское общество, в частности тогдашний секретарь Союза композиторов Украины Александр Билаш, которого, к слову, Ивасюк очень уважал и считал его мелодичность образцом, певец и публицист Анатолий Мокренко, композитор Платон Майборода не в одной публикации хулили эстраду, самым ярким выразителем которой был Ивасюк, то есть, по сути так и не признали его за своего творческого коллегу, наоборот — резко, по-консерваторскому критикуя ВИА, они подрывали грунт под самим творчеством молодого коллеги, который работал именно для развития эстрады.

Певица Лидия Видаш в своих воспоминаниях о творце приводит, в частности, такой эпизод:

«Никогда не забуду с благодарностью вспомнить Лесю Дичко — члена Союза композиторов Украины. Когда Володя умер, а случилось это весной, она, чуть ли не единственная из членов союза, поставила вопрос о почтении его памяти. Летом проходил пленум Союза композиторов Украины, и Леся Дичко, ставши к трибуне, сказала: «Почтим, люди, память о нашей звездочке — Володе Ивасюке». А Платон Майборода, который сидел в президиуме, как это ни удивительно, как это ни прискорбно, сказал (за это ему никогда не будет прощения!): “Какая это звездочка? Это — позор наш!”».

После этой реплики в зале встал российский поэт Андрей Вознесенский и дал гневный ответ Майбороде за его, в самом деле, неразумное слово и в знак протеста оставил зал. Кстати, Володю Ивасюка, как не удивительно, больше ценили в Москве, на Центральном телевидении, ведь там оценивали талант по его наличию, а не талант под углом зрения — «а не националистическое ли?», как это нередко велось на Украинском телевидении. Когда Лидия Видаш и Владимир Ивасюк, скажем, принесли на наше телевидение песню «Я пойду в далекие горы» — артистов просто выставили за двери. Тогда они отдали фонограмму на радио, там ее прослушали, а вскоре уже транслировали на всю Украину.

Напомнил этот эпизод еще раз потому, что мы, украинцы — огромные самоеды. Поэтому когда наша нация бедует и страдает, причину нужно искать прежде всего в себе, среди своих, а уже потом кивать на внешние факторы — ущемление, запреты и пр.

Так было с Владимиром Ивасюком и в Львове. Уже первые дни пребывания его в медицинском институте и на подготовительном факультете консерватории оправдали предсказания юноши: пришлось познать и горечь разочарований, в самом деле много работать, прилагать немалые усилия для борьбы с консерваторами от музыки и чиновниками от культуры, иногда даже «накрывать стол» (выставлять магарыч) для комсомольских бонз, которые считали, что они на самом деле опекают таланты. Они, те местные комсомольские лидеры, знали, что делали: хотя отчасти опекунство сводилось лишь к дармовой рюмке, но без комсомольского «добро» ни одна молодая творческая личность — актер, поэт, архитектор, композитор или писатель — не могла (так повелела и так выстроила систему компартия!) подняться на высшую ступень признания. Таким же образом действовали и так званые творческие работники, которые осели в чиновнических кабинетах.

Пройдет несколько лет, и солистка Львовской оперы Татьяна Жукова будет давать показания следователю:

«Еще до болезни Володя любил выпивать. Он мог пристойно выпить. Его окружали творческие работники, которые употребляли много спиртного и Володю в это втягивали. Чтобы себе «пробить» что-то в творчестве, Володя должен был также угощать спиртным некоторых работников и сам втягивался в это».

Не знаю, насколько можно доверять этому показанию, однако точно знаю, что комсомол таки любил застолья.

К слову, как хорошо, что судмедэксперты не обнаружили в теле покойного присутствия спиртного, ведь сразу приписали бы юноше самоубийство на почве пьянства. И еще одно: показания Татьяна Жукова давала в тот день, когда львовская газета «Вольная Украина» напечатала приговор в деле Ивасюка — «самоповешение». Имела ли прокуратура области и, в частности, ее тогдашний руководитель Антоненко, без чьего ведома, конечно, информация «В Прокуратуре области» не попала бы в прессу, делать это? Ведь следствие длилось лишь две недели, до его окончательного завершения оставалось… аж шесть месяцев. А может, этой публикацией сознательно упреждали выводы следствия? Надавить таким образом на него?

Львов, Львов… Высокий замок и Погулянко… Брюховицкий лес и Комсомольское озеро… Вам суждено быть свидетелями и жизни, и творческих поисков и раздумий, и смерти композитора. Немые свидетели мои, как жаль, что вы не умеете говорить, какая же то беда, что вы не можете рассказать мне о композиторе все-все…

Так что должен сам осмысливать, анализировать, блуждая словесными лабиринтами акта судебно-медицинской экспертизы и не всегда четкими показаниями людей, листая дело №270.

Санаторий «Карпаты». Корпус первый, комната 713.