Воспоминания

Михаил Григорьевич Ивасюк

Ты спи — на страже
Бескрайняя любовь.

О Михаиле Ивасюке

Отец

Как ту землю не любить,
Ведь по ней сердце гибнет,
Ах, для нее только жить,
Для свободной Украины!

О С. Яричевском Михаил Ивасюк слышал много еще в детстве из уст своего отца Григория Ивановича, который хорошо знал гимназийного учителя и писателя. От него же узнал сын и о том, как весной 1913 года вместе с другими Кицманскими селянами отец ходил пешком в Черновцы (а это свыше двадцати километров в одну сторону), чтобы встретить на вокзале Ивана Франко, а в Народном доме услышать жгучие боли и вдохновенные пророчества его «Моисея».

Стоит ли после этого удивляться, что еще в детстве Михаил Ивасюк сроднился с мечтой — стать не просто писателем, а писателем украинским?

Родители

А во времена, когда он становился на ноги, это было невероятно тяжело. Румынские оккупанты лишили его, как и тысячи буковинских украинцев, даже элементарного — права получать образование на родном языке. Так за тринадцать лет пребывания в лицеях Кицманя и Черновцов Михаил Ивасюк не учился по-украински ни одного дня, ни одного урока. Правда, с блеском овладел румынским, а с ним — латынью, французским, немецким, польским языком. Что же до университета, в который вступил осенью 1939 года, то учился там (также по-румынски) аж несколько месяцев: из-за невозможности заплатить за обучение его отчисляют. Появилась реальная угроза оказаться в румынском войске, и вдобавок — в жандармском полку. Надо было спасаться, и юноша переходит румыно-советскую границу в припрутском селе Завалля, что на Покутье, где еще в сентябре установилась большевистская власть.

Думалось, что сможет продолжить обучение в одном из советских университетов, а его упекли в Станиславскую (Теперь — Ивано-Франковск) тюрьму. Затем были аналогичные учреждения в Львове, Одессе, Харькове. А там — «белокаменная и краснозвездная», которая «благословила» еще дальше — к белым медведям, в «Коми УССР», как уже в наши дни пошутит по подобному поводу один киевский поэт, имея в виду огромное количество сосланных туда украинцев.

Однажды чуть не оказался на дне Печоры, когда под весом сотен сталинско-бериевских рабов, которых конвоиры перегоняли через реку, проломался неокрепший лед. Десятки несчастных таки сконали в ледяной воде, а ему посчастливилось выбраться на берег. Задеревенелый от холода, в одежде, которая превратилась в колючую жесть, мог пропасть и на суше, в тайге, но случайно набрел на теплый домик, который обозвался к нему красивым украинским языком хозяйки: «Ой лышенько!..»

Ежедневно караулила погибель и в гулагском бараке. Но и там встретились удивительно благородные люди, прежде всего доктор Александр Моисеевич Шульдер, ученик академика Павлова, главный невропатолог и психотерапевт лагерей Севера. В числе других «доходяг» он отправил буковинца в лазарет — лишь бы тот оклемался, а затем взял на работу в больницу. Сначала — санитаром, а после сдачи соответствующих экзаменов — старшим фельдшером. Ощущал М. Ивасюк поддержку и со стороны доктора Л. О. Зильбера, родного брата Вениамина Каверина; хорошие приятельские отношения сложились у него и с дочерью маршала Тухачевского Светланой Михайловной, и с другими высокообразованными, духовно богатыми людьми. Общение с ними, с книгами (а там, над Печорой, ему удалось даже собрать собственную библиотечку из полусотни книг, среди которых были произведения Тараса Шевченко, Леси Украинки, Павла Тычины) помогало выстоять и не только не деградировать в невероятно тяжелых обстоятельствах, а вырасти интеллектуально, обогатиться духовно.

Возвратившись в 1946 году в родной Кицмань, Михаил Ивасюк преподает в местной десятилетке и сельхозтехникуме, а вместе с тем изучает французскую филологию в Черновицком университете, который оканчивает в 1949 году. Блестящая языко-литературная эрудированность открыла ему путь к университетской кафедре украинской литературы, с которой обращался к студентам почти четверть столетия (1964–1987 гг.). Сначала — в ранге старшего преподавателя, а после защиты кандидатской диссертации о жизни и творчестве Сильвестра Яричевского — доцента.

Как почти каждый украинский прозаик, Михаил Ивасюк начинал со стихов. Первые составил еще ребенком в своеобразном соавторстве с матерью Александрой Васильевной, которая не умела ни читать, ни писать, но тонко ощущала ритм и образное слово, помнила огромное количество песен и сказок (позднее записанные от нее произведения М. Ивасюк включит в фольклорные сборники). Высказанные матерью обращения к двум старшим сыновьям (всех было у нее пятеро), выехавших на заработки в Канаду (Иван вернулся оттуда через сорок лет, а Василий трагически погиб на фабрике в молодом возрасте), под пером Михайлика приобретали стихотворную форму.

Со временем стал сочинять без маминой помощи, а в середине 30-х годов в черновицком детском журнале «Украинская ласточка» появилась его первая публикация «Расскажу тебе сказку» со строками о «Днепре старом, ревущем и Украине несчастливой», воодушевленными и Тарасом Шевченко, и теми разговорами о трагической судьбе великого народа с обеих сторон Днестра, которые велись не только в семье, а и во всем Кицмане. В те же года увидела мир ивасюковая поэзия о страшном голодоморе, устроенном сталинскими опричниками на советской Украине. Были среди юношеского задела молодого автора и стихи другого плана. Часть их составила раздел «Поэзии 30-х годов» в сборнике «Элегии для сына» (1991), пронизанном чувством большой боли и огромной любви.

С прозаическими произведениями Михаил Ивасюк выступает с начала 50-х. Первая его повесть «Слышишь, брат мой» (1957), которую еще в рукописи благословила Ирина Вильде, трансформировалась вскоре в роман «Красные розы» (1960). А после того, как появился сборник рассказов «Отломанная ветка» (1963), повести «Поединок» (1967) и «Весенние громы» (1970), романы «Приговор» (1975) и «Сердце не камень» (1978), она же отметила, что М. Ивасюк — писатель, который «имеет свою любимую тему, свой стиль и художническое мировоззрение».

Этой темой была для него долгое время жизнь Северной Буковины 30-х — начала 40-х годов XX-го столетия. Так вниманием прозаика завладели другие временные и географические координаты.

В романной дилогии «Баллада о всаднике на белом коне» (1980) и «Рыцари большой любви» (1987) писатель развернул широкую панораму борьбы буковинцев за лучшую судьбу во второй половине XVII столетия и реабилитировал народного предводителя Мирона Дитинку, показав, что это был не «разбойник», как твердили некоторые молдавские летописцы, а доподлинный рыцарь с благородными и высокими порываниями, великий и в любви к родной земле, и в любви к прекрасной подруге Артемии. Дилогию благосклонно восприняли как в Украине, так и за ее пределами. Достаточно сказать, что «Баллада о всаднике на белом коне» вскоре после появления языком оригинала увидела мир в российском переводе в Москве (вместе с «Приговором», названным в публикации 1984 года «Приговор сыну Заратустры»), что о ней восторженно писали в Канаде («Украинская литература обогатилась прекрасным романом»), причем в украинских изданиях разной политической ориентации.

Более глубокие пласты буковинской истории, связанные с Шипинской землей XІ ст., художественно раскрыл М. Ивасюк для мира в романе «Турнир королевских шутов» (журнал «Дзвин», 1994, №№5–6, отдельное издание — 1997 г.) Но Михаил Григорьевич так и не увидел изданный отдельной книгой роман, не прочитал произведений буковинских школьников, написанных по «Турниру»…

На закате лет писатель опубликовал в журнале «Жовтень» (1988, №№9–10) повесть «Монолог перед лицом сына», которой принадлежит особое место среди многочисленных историко-биографических произведений минувшего десятилетия, ведь это не просто повесть-биография, то повесть-реквием, повесть-вскрик, пронизанный щемящей родительской любовью, как и поэтический цикл «Элеги для сына» и поэма «Призраки».

В 80-е — в начале 90-х годов М. Ивасюк обращается к теме Севера, подсказанной его вынужденным пребыванием на берегах Печоры. И если в романе «Пташка поднебесная» (1984), написанном на материале жизни больницы, где работал автор, акцентировано на моментах человечности, то в романе «В царстве прихвостней» (печатались фрагменты в периодике, отдельной книгой вышел в 2008 году) возникает другой Север — анти-человеческий, жестокий, преступный, доведенный до такого состояния большевистским режимом.

Михаил Ивасюк был неусыпным тружеником на разных участках родной культуры. Не случайно его деятельность отмечена Литературной премией им. Дмитрия Загула (1992) и Литературно-художественной премией им. Сидора Воробкевича (1993).

В осуществленной писателем литературной редакции появляются на сцене театров пьессы С. Воробкевича и С. Яричевского. В заделе М. Ивасюка-фольклориста сотни записанных и упорядоченных народных жемчужин, из которых сложились, вчастности, книги «Сказки Буковины. Сказки Верховины» (1968), «Волшебное горнятко» (1971), «Сказки Буковины» (1973) и подготовлена к печати «Золотая карета». Как литературовед он опубликовал десятки статей, издал большой том произведений С. Воробкевича (1986), подготовил аналогичную книгу С. Яричевского. Ожидают издания его повесть-сказка о современной жизни «Веселый призыв вечности», рассказы, новеллы, дневник, воспоминания. В том числе и о том, как тонул в ледяной воде Печоры, как гиб в вонючем гулагском бараке. Не утонул и не погиб. Так как приходили на помощь добрые люди. Так как всегда склонялась над ним доброй берегиней Украина.

Он жил ею и ради нее, самой родной в мире земли, в течение многих десятилетий, вплоть до фатального 5 февраля 1995 года. Впрочем, он живет ею и ныне, живет в своем высокопатриотическом и высокохудожественном слове.

Создавал интеллектуальную, литературную историю Буковинского края Михаил Ивасюк. Вот уже и восемь лет минует, как он ушел в лучший мир. Как свободно место Детинки и Зварича, так же свободно место, которое занимал в нашей жизни, в нашем сознании, в наших сердцах этот мужественный и благородный мужчина.

Твой голос — щедрое наводнение…

В детстве и юности Володя не доставлял нам неприятностей, мы не имели с им никаких проблем. Был уважительным, сдержанным, ничем никого не донимал. В пять лет научился читать и стал независимым от родителей и дяди Дмитрия, моего брата, — главных пересказчиков украинских народных сказок, которые он очень любил.

Володя рос и воспитывался в нашей живописной Кицмани, окруженной с одной стороны поэтическим лесом, а с другого — голубой цепью прудов, где мальчик слишком рано научился плавать и полюбил рыбалку. Наибольший из них — трехкилометровый Суховерховский пруд — переплывал в четвертом классе. Когда мы узнали об этом подвиге, то ужаснулись: уже на моей памяти там утонуло много смельчаков — глубина же его достаточно большая и вся окружена коварной растительностью.

Дом, в котором мы жили, возведен на том месте, где когда-то зеленела левада Михаила Тимофеевича Воробкевича, деда известного писателя и классика украинской музыки Сидора Воробкевича. Мы это знали и часто говорили в семье о славном земляке, пели его песни «Над Прутом в луге» и «Сыграй мне, цыган старый…» Последняя известна на Буковине под названием «Вальс Воробкевича».

С раннего детства Володя проявлял незаурядный интерес к музыке, пению, посещал занятия оркестра народных инструментов при районном доме пионеров, которым руководил народный музыкант Иван Лазарович Ковблик, один из многочисленных скрипачей, которые прославили своим талантом буковинский край. Пятилетним мальчиком Володя вступил в Кицманскую музыкальную школу и, поскольку не умел еще писать, то первый и второй подготовительные классы я посещал вместе с ним — помогал ему выполнять домашние задания. Все классы музыкальной, а в дальнейшем и общеобразовательной школы заканчивал с похвальной грамотой. Ему легко давались и математика, и физика, и гуманитарные дисциплины. Увлекался украинской и российской литературой, которую считал источником красоты и эстетичной радости. Писал стихотворения и охотно читал лучшие достижения мировой классики — Шекспира, романы Оноре де Бальзака, А. Доде, Дж. Лондона, поэзию Р. Бернса, Ш. Петефи, П. Верлена. С глубоким уважением относился к лирике великого М. Эминеску, которую хорошо знал по российским и украинским переводам.

Еще в средней школе в Володе проснулось талант художника. Выполненный ним портрет Тараса Шевченко в начале 60-х годов был украшением комнаты-музея, посвященного юбилею гениального поэта. Посетители очень одобряли работу ученика 8-го класса. Можно думать, что — если бы не скрипка, — то Володя стал бы неплохим художником. Но музыка крепко держала его в своем плену, она стала благородной страстью его жизни. Педагогический коллектив музыкальной школы, возглавленный способным музыкантом, впоследствии заслуженным работником культуры Юрием Николаевичем Визнюком, у которого учился Володя, часто брал парня на свои выступления перед колхозниками и рабочими, а там росла у юного музыканта вера в собственную силу и уверенность в том, что он нужен людям. Слушатели восторженно относились к мальчику-скрипачу, а суховерховские колхозники проявили свою симпатию к нему тем, что подарили ему скрипку хорошей зарубежной фирмы. Тот инструмент многие годы сохранялся в сельском доме и был по нраву Володи своим прекрасным звучанием.

Кицманскую музыкальную школу Володя окончил с отличием. Его приняли в Киевскую музыкальную десятилетку имени Н. В. Лысенко, которая считалась учебным заведением для одаренных детей. Но из-за болезни Володя перерывает там учебу и поступает в класс фортепиано в родном Кицмане. Вскоре он создает в районном центре вокально-инструментальный ансамбль «Буковинка», к которому привлекает парней и девушек, закончивших музыкальную школу. Они исполняют украинские народные песни, произведения Мирослава Скорыка и Александра Билаша. В то время Володя начинает писать свои песни — «Колыбельная» «Моя песня», «Фантазия майских ночей», «Странствующий музыкант», «Аве Мария» и др. Ансамбль имел успех у тружеников Кицманского района и у многолюдных аудиторий Черновцов и Киева, песни, в его исполнении передают по радио и телевидению. В прессе появляется одобрительная оценка Володиных песен.

Наша семья переезжает в Черновцы. Я работаю сначала старшим преподавателем, а затем доцентом кафедры украинской литературы Черновицкого университета, а Володя устраивается рабочим на заводе «Легмаш» и в то же время заочно учится в музыкальном училище. Спустя некоторое время он, недавний десятиклассник, возглавляет заводской хор, в репертуару которого вносит и свою песню — «Отчизна моя» «Добро пожаловать». Хор нравится слушателям, его отмечают на областном смотре. Этот успех побуждает молодого композитора послать свои произведения «Отлетают журавли» (слова В. Миколайчука) и «Колыбельную для Оксаночки» на областной конкурс. Володя завоевывает первую премию.

Вступив в Черновицкий медицинский институт, продолжает писать стихотворения и музыку к ним: «А на нашей улице расцвели каштаны» «Там за горой, за кремневой» «Шляпа», «Я пойду в далекие горы», которые выходят за пределы Буковины — их исполняет одна из лучших певиц 60-х годов, киевлянка Лидия Видаш. С ее легкой руки Володины песни доходят до украинского слушателя. С того времени, на протяжении 10 лет, они будут раздаваться от Карпат до Владивостока, вызывая у людей восторг и чувства благодарности. Незаурядное распространение приобретает и песня «Эхо твоих шагов», написанная на слова Владимира Вознюка.

В архиве Володи сохраняется красноречивый фотодокумент: Володя стоит около памятника Владимиру Гнатюку на Лычаковском кладбище во Львове (1973 г.). И это не случайно. Володе, молодому сбирателю украинских народных песен на Буковине, импонировала личность выдающегося фольклориста и этнографа. Сын с глубоким пиететом относился к научному наследству ученого, с особым интересом перечитывал его монументальный труд «Коломыйки», изданный в 1906 году во Львове научным обществом имени Т. Г. Шевченко. В этой книжке он натолкнулся на строку:

Собрала троезелье, красную рутоньку,
И захотела околдовать меня, сиротинку.

Для восемнадцатилетнего музыканта, влюбленного в родной фольклор, чуткого ко всему новому, образ красной руты был волнующей находкой, настоящим откровением. Тот цветок не давал ему покоя почти три года. Странствовал селами, особенно горными, искал ключ к пониманию таинственного понятия, в котором почувствовал живительное дыхание поэзии, вибрацию песни. На Косивщине нашел новый вариант коломыйки о красной руте, а на Путильщини, в Розтоках, записал легенду о загадочном чар-зелье, которое появляется в народных переводах символом чистой и вечной любви.

Володя с юношеским рвением работает над «Червоной рутой» и «Водограем», замысел которого навеял ему косовский водопад Гук.

У Володи хорошие друзья на Черновицком телевидении — главный режиссер Василий Селезинка и режиссер и один из лучших звукорежиссеров Украины Василий Стрихович, считающие, что новые песни Володи нужно пустить в эфир. И вот наступает праздник его музыки и поэзии — 13 сентября 1970 года. В Черновцах с Театральной площади телестудия транслирует на всю Украину, вместе с другими песнями «Червону руту» и «Водограй». Они вызвали здоровую сенсацию, черновчане громко заговорили о молодом композиторе, заинтересовались им, особенно молодежь. Он, талантливый, скромный, действовал на их воображение.

Это было началом дороги, которую искал и наконец нашел Володя. Появились «Червона рута», признанная в Москве лучшей песней 1971-го, а «Водограй» — в 1972 году. Кинорежиссер Роман Олексив создает музыкальный телевизионный фильм «Червона рута» по сценарию М. Скочиляса. Фильм становится своеобразной вспышкой тоски по чему-то более высокому, более благородному в жизни.

Володя осознает свое призвание, чувствует незаурядную силу своего стремления и потребность работать в поте лица. То состояние творческого напряжения он выражает в собственном афоризме: крыло становится крылом только во время полета. А это значит, что постоянно нужно быть в поисках и беспокойстве. Он часто повторяет мудрую строфу своего любимого поэта Андрея Малишко:

Если песня выйдет в люди,
Я пламя сердца не потушу.
Упаду земле на родные груди —
Новой силы попрошу.

Володя учился в школе великих примеров. Он очень много работает. Пишет новые произведения, прежде всего на свои слова: «Корабли, корабли» «Песня будет среди нас», а также «Мир без тебя» (сл. В. Бабуха) «Баллада о мальвах» (сл. Б. Гуры) «Баллада о двух скрипках» (сл. В. Марсюка). Они высоко оценены друзьями и почитателями его творчества.

Володя болезненно чувствовал потребность углублять и обогащать свои знания по теории композиции — он мечтал о написании симфонии, вынашивал тему оперы «Дарина», даже начал ее разрабатывать. Но он знал, что без серьезной теоретической подготовки сложные музыкальные формы будут ему недоступными.

Летом 1972 года Володе предложили перевестись в Львовский медицинский институт и поступить на композиторское отделение консерватории имени Н. В. Лысенко. Перспектива была привлекательная. И он переезжает без наименьших колебаний во Львов, где успешно оканчивает медицинский институт, получает диплом врача, вступает в аспирантуру на кафедру патфизиологии, возглавляемую профессором Т. В. Митиною. Его принимают в консерваторию. Учится сначала у известного композитора-педагога А. Кос-Анатольского, а впоследствии — в классе Лешека Мазепы. Л. Мазепа, вдумчивый и доброжелательный педагог и наставник, был высокого мнения о талантливом студенте, творчество которого, на его взгляд, имеет значительную художественную ценность. Он пишет:

«В 70-х годах Владимир Ивасюк — один из самых популярных композиторов-песенников нашей страны. Силой своего незаурядного таланта он сумел написать такие песенные произведения, которые стали явлением в сфере песенной стихии, песенной части музыкальной культуры Украины. Феномен Владимира Ивасюка стал привлекать много молодых музыкантов.

Песни Владимира Ивасюка не были только его детьми. Они были своеобразными детищами своего времени, своей эпохи, хоть привлекательность и своеобразие их имеет надвременную стоимость».

После смерти Володи начала распространяться нездоровая и полностью ошибочная тенденция, которая проявлялась в попытке проигнорировать почти все творчество композитора и утвердить его в сознании современников лишь как автора двух песен — «Червоной руты» и «Водограя». Почему-то не бралось никем во внимание то, что он в течение семидесятых годов написал свыше восьми десятков вокальных произведений, которые принадлежат ко второму периоду, качественно более высокому — для него характерно тематическое и жанровое разнообразие, выразительная гражданственность, яркая художественность, задушевность, искренность чувств. Они приносят успех молодому композитору, усиливают его популярность и вызывают даже болезненную зависть у определенной категории людей.

Творческие достижения Володи увенчались и тем, что его песня представляла украинскую песенную культуру в 1974 и 1977 годах на Международном фестивале в Сопоте (Польша). Они, как свидетельствуют документы того песенного форума, вызывали бурное одобрение почти трехтысячной многонациональной публики, присутствующей в зале. Его значительным достижением является также прекрасная «Баллада о Викторе Хара», которая была отмечена дипломом 2-й степени на всесоюзном конкурсе студентов-композиторов музыкальных вузов.

Успех творчества Володи вызван многими факторами. Кроме личной своеобразной одаренности его питали соки родной почвы. Его вокальные и инструментальные произведения пронизывает выразительная струя народной песенности, которая придает им мелодичность и эмоциональность, их воспринимают чрезвычайно благосклонно люди разного возраста, профессий, эстетических вкусов. Например, произведение «Песня будет среди нас» полностью построено на коломыйках:

Ведь твой голос, ведь твой голос — щедрое наводнение,
Я словно колос, зеленый колос им полон.
Желтый лист опадет и вырастет зеленый,
А ты в песне будешь всегда рядом со мною.

В песне «Даль» (сл. Д. Павлычко) использованы фольклорные интонации покутья, в частности, народные причитания. Последние годы своей жизни Володя охотно обращался к покутскому фольклору. Об этом свидетельствуют многочисленные магнитофонные записи, которые, к сожалению, еще не расшифрованы. В «Балладе о двух скрипках» (сл. В. Марсюка) искусно соединены надднепрянский народный мелос с западноукраинским гуцульским. И это естественное явление. Ведь пятнадцатилетний творческий путь сына сопровождался его глубоким восхищением фольклором и песенным наследством великих предшественников — Николая Лисенко и Кирилла Стеценко, а также Франца Шуберта, который — известно — вырос на австрийском народном мелосе.

Володя прожил лишь тридцать лет. Жизнь его была честной, на удивление содержательной и осеняемой мечтой о красоте и добре и счастливой тем, что он никому не завидовал, а неутомимо работал для своего времени, для своего края.