Воспоминания

Ростислав Андреевич Братунь

Ростислав Братунь и Ивасюки

Выдающийся украинский поэт Ростислав Братунь родился 7 января 1927 года в городе Любомль на Волыни. В 1950 году окончил Львовский университет. До 1979 года возглавлял Львовскую организацию союза писателей. Его жена Неонила Братунь — дочь поэта-партизана Николая Шпака (его памяти посвящена песня Ивасюка «Юношеская баллада»).

Когда Владимир Ивасюк переехал жить во Львов, то познакомился с Ростиславом Братунем, искренняя дружба с которым длилась вплоть до смерти композитора. На слова Братуня Ивасюк написал треть своих песен. А когда жил еще в Черновцах, композитор написал на слова поэта песню «Предвестие». Ведь в библиотеке интеллигентной семьи Ивасюков уже тогда были почти все книги поэта. Ростислав Братунь — новатор поэтической формы. Это хорошо понимал Владимир Ивасюк. В одном из своих последних интервью он высоко оценил творчество Ростислава Андреевича. Именно с сотрудничества с Братунем в творчестве Ивасюка начинается поиск новых, более глубоких средств, философское осмысление текста. «Мы шли друг другу навстречу, — вспоминал Ростислав Андреевич. — Мы настолько чувствовали друг друга, как об этом только могут мечтать поэт и композитор».

Когда произошло убийство Владимира Ивасюка, Братунь не отвернулся от друга. Он первым сказал слово на могиле. Это стоило ему должности председателя Львовской организации союза писателей. На десять лет Ростислав Андреевич попал в опалу партийных структур. В это время его не печатали, не разрешали выступать, даже пытались убить, нанеся удар кастетом по голове недалеко от квартиры его матери в Киеве. От семьи отвернулись бывшие друзья. Но он не сломался: работал над собой, многое переосмыслил. И в конце девяностых стал во главе демократических преобразований в Украине.

Ростислав Андреевич стал идейным вдохновителем Общества Льва. Как редактору «Жовтня» ему удалось создать один из лучших журналов в советской Украине. С 1989-го года Братунь избран в Верховный Совет Советского Союза. Его позиция относительно независимости Украины была решительной. Это он сказал Горбачеву «А Украина будет свободной!», он поднимал наш флаг на флагмане Украинского флота «Гетьман Сагайдачный».

Но когда Братуню потребовалась сложная операция на сердце, львовская власть (уже демократическая) умыла руки, а в вильнюсской частной клинике его оперировали бесплатно в память о той поддержке, которую он предоставил стремлениям литовцев к суверенитету. Эта операция дала Братуню еще пару лет жизни и работы. В 1995 году жизнь сына Украины закончилась.

Не совсем лирическая элегия

Володя относился к людям, которые не умеют прокладывать дорогу локтями — зная себе цену, он — скромный вплоть до мелочей. Но это было где-то глубоко запрятанное чувство своей полноценности, своих возможностей. И все это бросалось в глаза в будничной и общественной жизни, не говоря уже о творческой жизни. Мне хотелось встретиться с Володей и, правду говоря, мечталось о том, чтобы он написал на мои поэзии какую-нибудь песню, хотя бы одну.

Однажды он мне сказал:

— Все еще впереди… Песни мои имеют много приверженцев, их охотно поют, распространяют, даже хвалят, но мне надо еще очень много, настойчиво и упрямо работать, учиться…

Володя никогда не отказывался от общественных поручений. Во Львове организовал клуб творческой молодежи — первый в тогдашней нашей стране. Мне поручили руководить им. Я предложил избрать Володю членом правления, а кое-кому это не понравилось. Нужно подчеркнуть, что с первых месяцев пребывания во Львове, когда его песни победно раздавались по всей стране, каждый день звучали по радио и телевидению, ему завидовали малограмотные чиновники и бездари, ненавидели его талант. Мне на всю жизнь запомнилось выступление Володи в зале Львовской консерватории, где речь шла о творческих проблемах. Володя говорил о музыке. Сколько чувства любви было в каждом предложении, какие глубокие мысли высказывал! Он не был оратором, но говорил искренне, вызывая у слушателей тот заряд эмоций, который взрывался в его произведениях. Он был немного сдержан, но его слова пробуждали новые мысли, потребность задуматься над развитием нашей песни, нашей эстрады.

В клубе творческой молодежи Володя заведовал пропагандой песни, музыки среди молодежи. Он относился с увлечением к организации концертов, прибыль от которых направлялась в фонд мира. Однажды в клубе состоялась встреча с идеологическими работниками Киева. Мы передавали им свой опыт. И его работа понравилась киевлянам. На вечере прозвучали песни Володи «Вернись из воспоминаний» и «Зимняя сказка». Киевлян приятно поразило все увиденное, им не верилось, что работа клуба может быть такой интересной. На вечере он отличался прекрасным настроением, остроумием в взаимоотношениях с гостями и разговорах с ними, в особенности с женщинами, импонировал своей изысканностью. Женщины ему симпатизировали, он был душой общества.

Володя с глубоким почетом относился к музыкальной культуре других народов. Он был приятелем с московским поэтом Андреем Дементьевым, на его слова написал несколько ярких произведений. Поэт с радостью говорил, что произведение «Рождение дня», написанное на его текст, — один из лучших романсов, созданных в послевоенные годы. Андрей Дементьев восторженно высказался о Владимире Ивасюке, человеке и композиторе, и считал за честь, что его пластинку украшала песня, написанная Ивасюком.

В Москве Володя познакомился с прославленным Андреем Вознесенским, который о его творчестве был очень высокого мнения. Жалеет, что не осуществилась мечта написать с ним что-то особое. Тесная дружба связывала молодого творца с композитором Алексеем Экимяном и известным дирижером Юрием Силантьевым, который потом все годы относился к нему с добротой и лаской. Володя ж не писал модных и дешевых шлягеров, а продолжал песенные традиции великих предшественников — прежде всего Н. Лысенко и К. Стеценко.

Однажды в Киеве Володя позвонил по телефону ко мне на квартиру Зинаиды Константиновны, вдовы украинского поэта Николая Шпака, матери моей жены. Он иногда заходил туда, потому что любил слушать рассказы хозяйки о поэте, который погиб героической смертью в застенке гитлеровского гестапо. Те посещения вылились в замечательную «Юношескую балладу», посвященную памяти Николая Шпака. Я предложил Володи посетить со мной Наталью Михайловну Ужвий, а затем — Дмитрия Михайловича Гнатюка.

У Натали Михайловны мы были недолго — она торопилась на какое-то выступление. Но за короткое время они все-таки успели поговорить о музыке и искусстве вообще. Выдающаяся актриса одобряла нашу творческую дружбу, которая основывалась на взаимопонимании и взаимоуважении и давала радостные результаты. После этой встречи Наталья Михайловна с юмором сказала:

— Смотри, какое оно молодое, а какое талантливое и умное! Удивляешься, как это ему везет создать такой волшебный мир мелодии, что хочется в нем вечно жить.

Дмитрия Михайловича Гнатюка мы застали дома. Очень благосклонно встретил нас вместе с женой Галиной Макаровной. Я его познакомил с композитором, буковинцем Владимиром Ивасюком. То был незабываемый вечер. Мы допоздна разговаривали о развитии современной украинской песни, о достижениях композиторов и их слабой стороне, потери. Тогда же Дмитрий Михайлович попросил Володю написать специально для его какое-то произведение. Он, мол, охотно его исполнит. Я сказал им, что у нас есть уже такая песня — «Отчий дом». Володя согласился послать ее в ближайшее время.

После того хозяин показал нам свою на удивление интересную коллекцию картин. Восторженно рассказывал историю каждой из их. Володя также был и тонким знатоком, ценителем живописи и скульптуры, удивлял меня своими лаконичными, точными замечаниями, наблюдениями, интерпретациями… Показывал широкую эрудицию и хороший безошибочный вкус. Он скептически смотрел на подделки под моду. Мода, считал он, нужная вещь, но она не должна отказываться от таланта. Володя категорически отвергнул любое псевдоноваторство, формалистские выскоки. Молодой композитор подробно знал мировые музыкальные веяния, прекрасно разбирался в них. Интересовался не только лирической песней, а развитием европейской музыки вообще. Самобытность, неповторимость его таланта, творческого почерка, стиля останутся навсегда в нашей культуре. Таких композиторов у нас было очень мало. Он, можно сказать, создал целую школу — у него уже есть ученики, которые творчески усваивают его традиции. Есть также просто эпигоны.

Володя думал о будущем. Поэтому он учился, настойчиво учился. Творческий путь Володи, преисполненный напряженной работы, был омрачен завистью современников. При жизни он не стал членом Союза композиторов, так как еще не окончил композиторский факультет. Думалось, что хоть посмертно, как это делает Союз писателей, будет официально признан высокопрофессиональным мастером — тем, кем, собственно, был. Но, к величайшему сожалению, наблюдаем странное молчание композиторской и музыкальной общественности. Сколько грязи на его светлую память было вылито чиновниками от культуры. Само существование его таланта — это отрицание их мещанской интеллектуальной норы. Запрещали в застойные года его исполнять — было!

— Лучше, чем народ, не создашь, — любил повторять Володя. — Иногда меня тянет на фольклорную колористику. Она же так ярка, богата, неисчерпаема. Только бери и черпай пригоршнями. Но фольклор таит в себе опасность внешнего восприятия его. Это хорошо разве что для танцевальных подскоков. Не возражаю, они тоже иногда нужны. Или же школа Лысенко, Чайковского, Леонтовича — чужда эстрадной песне? Закон в искусстве один — к истокам красоты.

Раздумья вслух Владимира Ивасюка были пекущим монологом сомнений в поисках новой эстрадной песни. Он искренне уважал известных и чтимых композиторов-песенников, изучал их опыт, в частности, галицкую эстраду 30-х лет, но ближайшим ему был ритмико-мелодичный эксперимент Мирослава Скорика. Полки в Володиной комнате были заставлены рулонами с магнитофонными записями всех возможных тогдашних течений — и не только эстрадных. Внимательно прислушивался к роковым ритмам или к близкому ему стилю кантри.

— Все надо знать. Все пропустить через клавиши, — говорил он.

— А может, через сердце? — спросил я.

— Не всегда… Здесь действует именно та алгебра, которой надо сверять гармонию.

Феномен Владимира Ивасюка состоит в том, что он интуитивно и формально сумел создать своеобразный кодекс современной эстрадной песни, к которому младшие и старшие коллеги боятся обращаться, так как в нем заложено будущее национальной специфики именно украинской лирической песни. Чтобы расшифровать его ритмико-мелодичный ряд, надо подняться к мастерству — не говорю уже о таланте Владимира Ивасюка.

Он был скрипачом-виртуозом и пианистом-импровизатором, прекрасным певцом-исполнителем. До сих пор помню, как он выступил вместо знаменитого певца, который неожиданно заболел, на престижном всесоюзном телеконцерте.

— Что ж, пришлось продемонстрировать свой композиторский голосок, — иронизировал он, — другого выхода не было.

И, смеясь, рассказывал, как ему предлагали актерское турне по стране: «Так бы и в заслуженные пробился…»

Поэтому й приводит в негодование, что его песни не пропустили даже на комсомольскую премию — бумаги, мол, где-то потерялись во Львовском обкоме ЛКСМУ.

Сводить роль Владимира Ивасюка только к песенному творчеству было бы неправильно. Это был первый этап его композиторского становления. Его влекла и сложная инструментальная музыка, он буквально был одержим желанием создать украинский мюзикл. Вообще — звала сцена.

Я не случайно часто останавливался на общественной деятельности молодого композитора, так как и до сих пор мещанин жует жвачку о какой-то «богемности» его. Конечно, он не был святой. Да и мог ли им быть такой красивый, мужественный, чарующий юноша?

Однажды мы встретились в Киеве. В доме звукозаписи, куда завел меня Володя, я ощутил, что это за адская работа — привести к полноголосому звучанию музыкальное произведение. Он же свободно ориентировался во всей сложности оркестровой интерпретации, тонкостях звукозаписи, дирижировании.

Хоть — что бы там ни говорили — есть в украинской музыкальной культуре направление Владимира Ивасюка. У него учатся даже те, кто не хочет этого признавать. Так вернемся же к Владимиру Ивасюку! К его водограю, хрустально чистому таланту, к чар-зелью червоной руты. Водограй не заилился. И червона рута не привяла. Они очарованы тайной, чье имя — украинская песня!

Вернемся к Владимиру Ивасюку! Чтобы на полную силу заискрился водограй мелодий, и запылала червона рута словом, достойным народа, на земле которого расцвела.